"Панцирные бояре", категория служилых людей 16—18 вв. в Витебском, Полоцком и др. воеводствах Великого княжества Литовского (затем Речи Посполитой). "П. б." происходят из "панцирных слуг", которые в 16 — начале 18 вв. несли службу на коне в тяжёлом ("панцирном") вооружении. В отличие от слуг, которые освобождались от др. повинностей только в военное время, "П. б." совсем не несли повинностей тяглых крестьян. В 17— 18 вв. их стали привлекать к службе в мирное время (в качестве полицейских, курьеров и т. д.). В социальном отношении в 16 в. "П. б." занимали промежуточную ступень между тяглыми крестьянами и шляхтой. Они владели землёй с крестьянами, но их гражданская дееспособность была ограничена. В 17—18 вв. "П. б." составляли привилегированную группу крестьян-слуг. В конце 18 в., после присоединения Восточной Белоруссии к Российской империи, "П. б." стали близки по своему положению к украинским казакам и русским однодворцам.
Лит.: Похилевич Д. Л., Крестьяне-слуги в Великом княжестве Литовском в XVII—XVIII вв., в сборнике: Средние века, в. 21, М., 1962.
Отправлено: 26.02.13 00:01. Заголовок: М. М. Громыко Община..
М. М. Громыко
Община в процессе переселения "панцирных бояр" Себежского уезда в Сибирь
<...> В Государственном архиве Омской области, в фонде Главного управления Западной Сибири, нам довелось обнаружить дело, целиком посвященное переселенцам из Себежского уезда (Невельского округа, Витебской губернии). Завели его "по представлению Тобольского гражданского губернатора о назначении места водворения панцырным боярам, ходатайствующим о переселении в Тобольскую губернию". Дело начато 27 февраля 1857 года, но включает ряд фактов, относящихся к более раннему периоду. <...> Термин "панцирные бояре" звучит для середины XIX века архаизмом, однако он постоянно употребляется в рассматриваемом деле. В XVI - XVIII веках так называли одну из категорий служилых людей в Великом княжестве Литовском, а затем - в Речи Посполитой; они несли службу на коне в тяжелом вооружении и занимали промежуточное положение между тяглыми крестьянами и шляхтой. В конце XVIII века в составе Российской империи панцирные бояре близки по сословному положению к казакам и однодворцам. <...> Когда было учреждено Министерство государственных имуществ под руководством П. Д. Киселева, панцирные бояре Себежского уезда оказались в ведении Витебской палаты государственных имуществ. <...> В 1849 году 20 семейств панцирных бояр (59 мужчин и 68 женщин) просили разрешить им переситься в Тобольскую губернию, что и было министерством дозволено. 14 июля 1853 года П. Д. Киселев предписал оказывать всевозможное содействие панцирным боярам, переселявшимся в Сибирь. <...> В нашем распоряжении мало сведений о переселении первой группы. Но известно, что какие-то панцирные бояре Витебской губернии были водворены в 1854 году в деревне Шестаковой Утчанской волости Ишимского округа... Их приселили к старой деревне, имевшей соответственно давно сложившуюся общину, которая и призвана была решить вопрос о наделении пришельцев землею. Трудности, естественно возникающие при решении такого сложного вопроса, власти перекладывали на общину, и в 1859 году Совет Главного управления Западной Сибири констатировал, что панцирные бояре, водворенные в Ишимском округе, "и по настоящее время жалуются на неудобство и малочисленность данных им старожилами земель". <...> ...в мае 1857 года Витебсск сообщил Главному управлению Западной Сибири, что получено разрешение на переселение в Тобольскую губернию 72 семей панцирных бояр Непоротовского общества (Невельский округ, Себежский уезд). Это была для сибирских властей задача посерьезнее прежней: новая группа западных переселенцев насчитывала 206 душ муж. и 216 жен. пола. <...> Летом 1857 года пришли известия о намерении девяти семейств государственных крестьян Себежского и Городокского уездов и еще 25 семейств государственных крестьян Витебщины поселиться в Тобольской губернии. Их было решено разместить на Большереченском участке той же Бергаматской волости. <...> Возможно, непоротовские панцирные бояре решили тронуться с места всей сельской общиной. <...> Представляет интерес сопоставление фамилий переселенцев. В одном из доккументов, связанных с водворением непоротовских панцирных бояр, перечислены главы 64 семейств. Многие семьи составляют фамильные гнезда: семь семей с фамилией Полукевич (вариант написания в этом деле - Полукеев), семь семей с фамилией Дроздецкие (Дрозецкие), четыре семьи Борода, четыре семьи Пундус (Пунтус, Пунтас - в других документах этого же дела), три семьи Голубовых (Голубевых), три семьи Никоновых. По две семьи Масловых, Фроловых, Лупа, Гавриловых, Желота, Федотовых. <...> 1 октября 1858 года 57 семей панцирных бояр прибыли в Тюмень... Из Тюмени их тут же (3 октября) отправили через Ялуторовск в Ишим. Узнав, что их собираются разместить в Бергаматской волости Тарской округи, переселенцы направили 24 января 1859 года председателю Совета Главного управления Западной Сибири фон Фридрихсу прошение о поселении их в Утчанской волости Ишимской округи, так как там уже живут их родственники. В прошении указывалось, что просители только потому и решились переселяться в Сибирь, что там ранее устроились их родственники. Прошение подали "панцирские бояре Ефим Стапанов Пунтас, Михаил Алексеев Голубов и Николай Федотов Полукевич" от имени 57 семей. <...> Переселенцы разместились по деревням на отведенных им квартирах и осмотрелись. Земли, указанные властями, не удовлетворили их. <...> Крестьяне жаловались на тяжелое положение, в котором оказалась их община... и просили отвести им место, "...той же волости между деревнями Большой Красноярской и Малой Красноярской между речками Ботканкой и Лебяжьим озером..." <...> Накал сопротивления достиг апогея, и в официальных донесениях речь пошла уже о зачинщиках: "Главными подстрекателями из них: Фадей Анисимов, Иван Козмин, Никифор Фролов Дроздов, Григорий Яковлев Мазурин и Иван Дорофеев Яковлев"... Дроздецкий здесь превращен в Дроздова, Мазура - в Мазурина, а у остальных отчества фигурируют в качестве фамилий... <...> 16 января 1860 года генерал-губернатор Западной Сибири разрешил себежским панцирным боярам (в этом случае упоминается 68 семей) остаться в деревне Скырле. <...> Панцирные бояре - один из западных отрядов государственных крестьян - переселялись большой партией и миграция их обладала многими чертами, характерными для крестьянских добровольных переселений: 1) связь с предыдущей группой земляков (включавшей и родственников),переселившейся уже в колонизуемые места; 2) отправка общиной малочисленной группы - "разведки" - в сроки, сравнительно близкие от выхода основной партии; 3) передвижение с собственными лошадьми и скотом; 4) опытный посев на заселяемом месте; 5) стремление "подыскать" удобные для ведения сельского хозяйства земли по собственному усмотрению и активная деятельность общины (прошения, доверенные лица), чтобы добиться соответствующего решения властей.
Литература: Вешняков В. Панцирные бояре // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. Кн. 4. СПб, 1862
Сементовский А. Историческая записка о панцирных боярах Витебской губернии // Памятная книжка Виленской губернии на 1868 год. Вильно, 1868
Леонтович Ф. Бояре и служилые люди в Литовско-Русском государстве / ЖМЮ, 1907, Ь 5–6
Похилевич Д. Крестьяне – слуги в Великом княжестве Литовском в XVII–XVIII вв. / Средние века. М., 1962, вып. 21. С. 141-168
Отправлено: 26.02.13 00:04. Заголовок: До конца XV века боя..
До конца XV века боярином можно было стать, только родившись в боярской семье. Так было в Новгороде, Пскове, Полоцке и других древнерусских городах. В конце XV века и начале XVI. века исчезли бояре Новгородские и Псковские. Об их дальнейшей: судьбе практически ничего неизвестно. В Московском: же государстве имя боярина стало чином. В древнерусских княжествах, вошедших в состав Великого княжества Московского, сословие бояр, продержалось дольше и разделялось на два разряда: панцирных и путных. Панцирные бояре и были собственно боярами. У них была только одна обязанность - во время войны они должны были воевать. Путные же бояре были рангом ниже. Они развозили княжескую почту и собранные налоги. Вооружение панцирных и путных бояр было одинаковым и состояло из панциря - шлема с забралом, копья и меча. Служили они на конях. После принятия Литвой католичества в 1386 году начинается постепенный переход из боярства в шляхество. Во второй половине 16 века все бояре Литвы, стали Шляхтой, а вот в Белорусских землях, из-за того что бояре не хотели менять веру, большинство из них составило промежуточное сословие между шляхтой и крестьянством. Часть путных и панцирных бояр получили шляхетство, а бояре Полоцкого и Витебского воеводств добились такого положения, что мало чем отличались от шляхты. Это было зафиксировано 21 февраля 1547 года в грамоте, которую дал полоцким путным боярам польский король Сигизмунд Август. В 1772 году произошел первый раздел Речи Посполитой, и Восточная Белоруссия вошла в состав Российской империи. В то время подавляющая часть панцирных бояр жила в трех волостях Полоцкого воеводства. Об этом периоде в истории сословия в прошлом веке, были написаны две монографии. Первый труд опубликован в 1867 году и принадлежит В.Вешнякову, а второй вышел в свет в 1868 году и был написан А.Сементовским. Толчком к написанию данных сочинений послужила первая этнографическая выставка в Москве, которая была в 1867 году. На ней от Витебской губернии были представлены костюмы панцирных бояр, которые, вызвали большой интерес. Оба эти автора пишут о боярах, живших в Непоротовской, Езерийской и Гультяевской волостях. Ныне эти земли расположены в Себежском, Пустошкинском и Невельском районах Псковской области. В этих трех волостях было, более 80 тысяч гектаров земли. История сословия уходит корнями в 14 век. Известно, что предки панцирных бояр служили великому князю литовскому Витовту (1392-1430). Как, упоминалось, в Полоцком воеводстве, были также путные бояре, которые за военные заслуги в конце 16 века были переведены в раздел панцирных. 17 июля 1579 г. польский король Стефан Баторий перевел Езерийских путных бояр в панцирные бояре, а Непоротовские путные бояре были пожалованы в панцирные в 1597 году. Все эта грамоты были опубликованы в 19 веке и если кто заинтересуется, то сможет найти их тексты в Публичной библиотеке в Санкт Петербурге. В 1772 году после вхождения Полоцкого воеводства в состав Российской империи панцирных бояр записали в дворцовые крестьяне, хотя в манифесте Екатерины Второй было объявлено что никто не будет ущемлен в своих правах. В 1780 году бояре подали прошение в сенат и после разбирательства 21 января 1788 года Екатерина II под писала указ «Об оставлении в Полоцкой губернии панцирных бояр, написанных в дворцовые крестьяне, по прежнему вольными с правом собственности на жалованные им земли и взимании с них тех же податей, какие платят малороссийские казаки». До конца 18 века многие бояре имели крестьян. Этих крестьян забрали у бояр и раздали русским помещикам. В крепостную зависимость попала даже часть бояр, не доказавших своевременное боярское происхождение. В 1783 году боярство доказало лишь 80 фамилий. В дальнейшем это сделали еще ряд фамилий. и мне известны 117 фамилий. Если в 1783 году в трех волостях значилось бояр 3412 душ м.п., а крестьян 2756 душ м.п., то уже в 1795 году бояр-5234 души м. п. крестьян -1660 душ м. п. 8 февраля 1798 г. император Павел велел перевести из крестьян в бояре еще 246 душ. По указу от 2 апреля 1805 г. переведены в бояре 23 души. Так как помещики требовали вместе с крестьянами землю, то по распоряжению императора Александра I от 3 апреля 1805 г. "было начат" размежевание земель между панцирными боярами и помещичьими крестьянами. Дело затянулось, и в 1819 году бояре отправили в столицу своего представителя Сергея Зарембо, и вслед за этим 7 января 1820 г. император Александр I подписал указ «О размежевании земель между панцирными боярами и помещичьими крестьянами». За этим указом последовал целый ряд постановлений, но размеживание затянулось до 60-х годов прошлого пека. В Гультявской волости оно было произведем В 1864 году, а в Непоротовской и Езерийской волостях еще позже. В 1806 году белорусский военный губернатор отправил в сенат доклад, и котором указал, что бояре не участвуют в рекрутской повинности не уклоняются от общественных земских обязанностей. Сенат рассмотрел данный вопрос, а затем последовал указ императора от 8 сентября 1807 года, по которому бояре были обязаны с начала 1808 года давать рекрутов платить подати наравне с малороссийскими казаками. Население росло. Налоги возрастали. В 40-х годах прошлого века было несколько неурожаев. Все это привело к обеднению бояр. Неоднократные попытки бояр получить дворянство и восстановить свои древние права вызвали у правительства желание переселить их в Тобольскую губернию. Поддавшись на обещания, часть бояр переселилась в Тобольскую губернии. За период с 1849 года по 1859 год в Сибирь переселилось 3815 душ обоего пола. Они были поселены в Курганском, Ишимском и Тарском уездах Тобольской губернии. Известно, что 22 фамилии бояр, в основном Гультяевской волости предоставили грамоты, на основании которых хотели получить дворянство, но эти документы затерялись в делопроизводстве. Последний раз бояре ходатайствовали о дворянстве в 1844 году, по дело завершилась тем, что в 1861 году вышли указы, по которым панцирные бояре полностью приравняли к крестьянам.
Отправлено: 26.02.13 00:10. Заголовок: По материалам книги ..
По материалам книги М.М.Громыко «Мир русской деревни».
Едва ли не самым трудным для восприятия современного человека из обстоятельств жизни крестьян старой России является ход их добровольных переселений за сотни и тысячи верст и водворения на новых местах. Стереотип бесправного и пассивного крестьянина уж никак не вяжется с этими явлениями. И сколько бы ни приводилось в научных книгах, статьях и энциклопедиях больших цифр о добровольных переселениях в России, все эти данные живут в нашем сознании сами по себе, а стереотип — сам по себе, никак не пересекаясь и не вызывая сомнений. Будто бы и не русские крестьяне заселили, освоили всю огромную территорию от Псковщины до Дальнего Востока и от Архангельска до Кубани.
История водворения в Сибири в середине XIX века группы крестьян из Себежского уезда, называвших себя «панцирными боярами», предстала передо мною прямо с пожелтевших страниц архивной «единицы хранения», никем ранее не отмеченной.
В Государственном архиве Омской области, в фонде Главного управления Западной Сибири, мне довелось обнаружить дело, целиком посвященное переселенцам из Себежского уезда (Невельского округа Витебской губернии). Завели его «по представлению Тобольского гражданского губернатора о назначении места водворения панцирным боярам, ходатайствующим о переселении в Тобольскую губернию». Дело начато 27 февраля 1857 года, но включает также ряд фактов, относящихся к более раннему периоду. Официальная переписка о переселении «панцирных бояр» велась между различными учреждениями: здесь и Витебская палата государственных имуществ, и сибирские местные органы управления разных уровней. Особенный интерес представляют прошения самих крестьян, имеющиеся в деле в подлинниках. Самый термин «панцирные бояре» звучит для середины XIX века архаизмом. В XVI—XVIII веках так называли одну из категорий служилых людей. Они несли службу на коне в тяжелом вооружении и занимали промежуточное положение между тяглыми крестьянами и мелким дворянством. В конце XVIII века панцирные бояре близки по сословному положению к казакам и однодворцам. Подобно однодворцам панцирные бояре, войдя в сословие государственных крестьян, сохраняли определенную специфику, лишь постепенно исчезавшую. Н. М. Дружинин отмечает привилегированное положение «панцирных бояр» по сравнению с другими категориями крестьянства Витебской губернии в конце 30-х годов XIX века.
Территория, явившаяся местом выхода «панцирных бояр», поселившихся в Сибири, принадлежала до 1414 года Псковской феодальной республике, затем — Великому княжеству Литовскому; с 1535 года — в составе России, с 1579-го — Речи Посполитой; в 1772 году возвращена России. Это были земли постоянных этнических контактов русского и белорусского населения. В 1802 году Себеж стал уездным городом Витебской губернии.
Когда было учреждено специальное министерство государственных имуществ под руководством П. Д. Киселева, «панцирные бояре» Себежского уезда оказались в ведении Витебской палаты государственных имуществ. Ситуация, сложившаяся на казенных землях после реформы П. Д. Киселева, способствовала переселению этой категории крестьянства. По положению, принятому Министерством государственных имуществ, каждый переселенец в Тобольскую губернию должен был получить не менее 15 десятин (десятина – 1,09 гектара) земли на душу, то есть на мужчину (включая и младенцев мужского пола). По представлениям страдавших от малоземелья крестьян западных губерний, это был огромный участок. Получали, кроме того, денежное пособие в размере 55 рублей и льготы: освобождение на 8 лет от денежных и натуральных повинностей и на 3 года — от рекрутского набора.
В ответ на прошение первой группы «панцирных бояр» Витебской губернии о переселении в Сибирь П. Д. Киселев 14 июля 1853 года предписал оказывать им всевозможное содействие. В нашем распоряжении мало сведений о переселении этой первой группы. Но известно, что «панцирные бояре» Витебской губернии были водворены в 1854 году в деревне Шестоковой Утчанской волости Ишимского округа. Их приселили к старой деревне, имевшей давно сложившуюся общину, которая и призвана была решить вопрос о наделении пришельцев землею. Трудности, естественно возникающие при решении такого сложного вопроса, власти перекладывали на общину. В 1859 году Совет Главного управления Западной Сибири констатировал, что «панцирные бояре», водворенные в Ишимском округе, «и по настоящее время жалуются на неудобство и малочисленность данных им старожилами земель». Тем не менее общий итог от переселения пришельцы из западной губернии оценивали, по-видимому, положительно. Об этом говорит последовавшее движение «панцирных бояр» Себежского уезда, которые прямо связывали свое решение о переезде с тем, что имели родственников и земляков, поселившихся уже в Западной Сибири.
В августе 1856 года Второй департамент государственных имуществ предписал витебским властям «сделать немедленно распоряжение к удовлетворению ходатайства» семи человек «панцирных бояр», пожелавших переселиться в Тобольскую губернию. Понятие «немедленно» плохо вяжется с развернувшейся по этому поводу перепиской многочисленных инстанций: министр, департамент, Витебская палата государственных имуществ, казенная палата, затем — иерархия сибирских учреждений. 12 марта 1857 года начальник межевания казенных земель в Западной Сибири, подполковник Генерального штаба Яковлев, сообщал из Омска, что просители «могут быть водворены в дер. Шестаковой Утчанской волости Ишимского округа, где уже водворены таковые же бояре».
Едва успели топографы дать этот ответ, как в мае этого же года Витебск сообщил Главному управлению Западной Сибири о том, что получено разрешение на переселение в Тобольскую губернию 72 семей «панцирных бояр» Непоротовского общества. Это была задача для сибирских властей посерьезнее прежней: новая группа западных переселенцев насчитывала 206 человек мужского и 216 женского пола.
Топограф Широков рапортовал 8 июня 1857 года, что переселенцы могут быть водворены в Бергаматской волости Тарской округи, между речками Мугур и Уялы (на левом берегу р. Тары), особым селением с присоединением к 132 душам мужского пола, «предположенным уже к водворению в означенном месте». Туда отправили землемера для отведения участка. Летом 1857 года пришли известия о намерении 9 семейств государственных крестьян Себежского и Городокского уездов и еще 25 семейств государственных крестьян Витебщины поселиться в Тобольской губернии. Их было решено разместить на Большереченском участке той же Бергаматской волости. Между тем самая большая группа — «панцирные бояре» Непоротовского общества в количестве 422 человек — ходатайствовала перед властями об отсрочке своего выезда на 1858 год. Они не успевали закончить все хозяйственные дела, необходимые для отъезда. Действительно, путь предстоял им огромный и еще большие сложности ожидали на новом месте. Масштабы будущих трудностей вряд ли представляли себе в полной мере даже самые трезвые участники переселения. Возможно, непоротовские «панцирные бояре» решили тронуться с места всей сельской общиной. Об этом говорят большие размеры группы и единство ее в последующих событиях. В любом случае можно утверждать, что в самом процессе переселения и водворения в Сибири они выступали перед властями как достаточно слаженный крестьянский коллектив. В документах нет данных об имуществе переселявшихся семейств, но приобретения, которые они сделают по прибытии, говорят об обеспеченности основной массы группы к моменту переселения.
Представляет интерес сопоставление фамилий переселенцев. В одном из документов, связанных с водворением непоротовских «панцирных бояр», перечислены главы 64 семейств. Многие семьи составляют фамильные гнезда: 7 семей с фамилией Полукевич (вариант написания в этом деле — Полукеев), 7 семей с фамилией Дроздецкие, 4 семьи Борода, 4 семьи Пундус, 3 семьи Голубовых (Голубевых), 3 семьи Никоновых. По две семьи Масловых, Фроловых, Лупа, Гавриловых, Желота, Федотовых. В данном случае о родственных отношениях однофамильцев можно говорить с достаточной уверенностью в силу принадлежности их к одной общине. Кроме того, в прошениях фигурируют и отчества отдельных переселенцев, обнаруживающие связь однофамильцев (Михаил Алексеев Голубов — в одной семье и Алексей Голубов — в другой и т. п.). Фактически родственных семей было, по-видимому, больше, чем семей-однофамильцев: во-первых, в фамилиях не отражено родство по женской линии; во-вторых, нередко отчество превращалось в фамилию, делая отца и сына носителем разных фамилий. Так, в рассматриваемом перечне глав семейств вслед за Степаном Пундусом идет Артемий Степанов, а Фадей Анисимов Дроздецкий в другом официальном документе именуется Фадеем Анисимовым.
Такие разросшиеся, разделенные семьи не могли рассчитывать на достаточное обеспечение землей в условиях западных уездов — ив этом одна из причин переселения «панцирных бояр» в Сибирь. 1 октября 1858 года 57 семей «панцирных бояр» прибыли в Тюмень. Изменение в количестве семей по сравнению с первой витебской заявкой следует отнести, по-видимому, за счет неточностей документации либо скорее за счет разного подхода в определении границ семьи, так как общее число душ остается почти прежним — 202 мужчины и 215 женщин, а в более позднем сибирском документе еще ближе к начальным данным — 203 мужчины и 216 женщин. Из Тюмени их тут же (3 октября) отправили через Ялуторовск в Ишим. Узнав, что их собираются разместить в Бергаматской волости Тарской округи, переселенцы направили 24 января 1859 года прошение председателю Совета Главного управления Западной Сибири фон Фридрихсу о поселении их в Утчанской волости Ишимской округи, так как там живут их родственники. В прошении указывалось, что просители только потому и решились переселяться в Сибирь, что там уже ранее устроились их родственники. Прошение подали «панцирские бояре» Ефим Степанов Пунтас, Михаил Алексеев Голубов и Николай Федотов Полукевич» от имени 57 семей.
Фон Фридрихе незамедлительно ответил им отказом через ишимского земского исправника. Мотивировали власти отказ отсутствием излишков земель и опасением, что у новоселов будут ссоры со старожилами, «как это уже и бывало при водворении в Ишимском округе в 1854 г. панцирских бояр той же губернии...». Действительно, Ишимский округ был к этому времени более заселен, чем Тарский, но об отсутствии свободных, земель в нем можно было говорить лишь относительно. Власти были заинтересованы в заселении района по левому берегу Тары. Массовое переселение в Сибирь государственных крестьян Рязанской, Псковской, Смоленской и др. губерний, стимулированное реформой Киселева, прошло уже к этому времени самый интенсивный (для южных округов Тобольской губернии) этап 1840—1850 годов. Выявились незаселенные места, и Сибирское межевание — учреждение, на которое было возложено изыскание земель для переселенцев, стало строже следить за реализацией созданного им плана. Семь человек «панцирных бояр», подавших прошение о переселении в Тобольскую губернию лишь на полгода раньше большой группы, объединились с нею, и все вместе к марту 1859 года были водворены в Бергаматской волости Тарского округа. Эти семеро были, по-видимому, переселенческой разведкой от непоротовской общины, так как имели возможность остаться в Ишимском округе с партией земляков, поселившихся в 1854 году, но не воспользовались ею. С момента прибытия в Бергаматскую волость начинается основной этап водворения себежских крестьян, многие обстоятельства которого характерны для этого периода заселения Сибири. Переселенцы разместились по деревням на отведенных им квартирах и осмотрелись. Земли, указанные им властями, не удовлетворили их по качеству. На них был сделан крестьянами опытный посев. Между тем они подыскали по собственному усмотрению в пределах этой же волости место более удобное, никем не занятое, и 28 мая 1859 года направили прошение генерал-губернатору Западной Сибири, на которое не получили «решительного ответа».
Начальник межевания, барон Сильвергельм, ответил на запрос губернатора, что «панцирных бояр» нужно заставить селиться там, где им предписано, так как размещение на выбранном ими самовольно участке: 1. нарушает план, 2. может стеснить татар, 3. означает выделение переселенцам слишком большого количества земли. Приверженность барона к плану — вопреки крестьянскому опыту — доставила немало затруднений и другим переселенцам. Что же касается «стеснения татар», то этот пункт отражает определенную тенденцию властей — ограждение интересов коренного населения. «Панцирные бояре» проявили большую настойчивость и определенные традиции независимости и смелости во взаимоотношениях с начальством. В августе, когда поспел урожай на опытных участках и подтвердил их опасения, они снова подали прошение генерал-губернатору Западной Сибири. Примечательно, что податели прошения — Михаил Алексеев Голубое и Василий Герасимов Полукеев — именовали себя уже «Тарского округа Баргаматской волости государственными крестьянами», но в самом тексте рассказывали, что прибыли они «с товарищами в числе 200 душ крестьян мужского пола Панцирных бояр из Витебской губернии Невельского округа».
Просители отмечали, что отведенное им место на речках «Уяли и Мугурке» находится между деревнями Заливиной и Кузениной и вблизи построенной «крестьянами, тоже прибывшими из великороссийских губерний» деревни Новосергеевой. Далее следовала подробная критика качества выделенных им земель: «по осмотру нашему с товарищами этого места, оно оказалось для водворения нашего неудобным 1) потому что самая земля для хлебопашества неудобна именно оттого, что по случаю смочных сряду нескольких годов она образовалась болотистою и самый грунт земли белый, и даже из числа наших товарищей ныне был уже испытан посевом хлеба и оказался совершенно к этому не соответствующим и 2) некоторая часть земли выпахана старожилами в засушливые годы, которая также для нас в настоящее время полезною быть не может...». Крестьяне жаловались на тяжелое положение, в котором оказалась их община: «и мы в нынешнее лето остаемся без всякого приюта и не имеем решительно никаких средств к содержанию себя,— и даже нынешним летом большая часть товарищей наших от упадка лишилась лошадей и рогатого скота и чрез это мы с семействами остаемся в крайней нищете и не предвидим к будущему лету для себя места для приюта и в особенности для хлебопашества». Просили отвести им место, «обрезанное для казны, той же волости между деревнями Большой Красноярской и Малой Красноярской между речками Ботканкой и Лебяжьим озером, место это не занятое и по осмотру нашему оно оказывается более для нас удобным».
Тарский земский исправник рапортовал по начальству, доказывая удобство выделенных себежским крестьянам земель, подробно аргументируя положительные их качества. На выбранном же самовольно крестьянами участке они якобы стеснят «окольных жителей как Бергаматской, так и Лялинской инородной волости». Сильвергельм взывал к генерал-губернатору, призывая распорядиться, чтобы переселенцев заставили выполнить предписанное, Землемер Константинов собрал на сходку крестьян Бергаматской волости, здесь должна была состояться передача участков переселенцам. Но... витебские переселенцы отказались принять участки и дать свои подписи. При этом они давали «дерзкие ответы».
28 сентября 1859 года в Омске генерал-губернатору Западной Сибири Г. X. Гасфорду было подано прошение «Тарского округа Бергаматской волости государственных крестьян Михаила Алексеева Голубева и Тихона Гаврилова Дрезецкого», повторяющее августовское прошение. В ответ Гасфорд предписал тарскому земскому исправнику лично приказать переселенцам принимать выделенные им участки, а если откажутся, принудить полицейскими мерами.
Но крестьяне, по сообщению тарского окружного начальника, «сопротивлялись и ответили, что они скорее возвратятся обратно и возвратят правительству деньги, но не примут места, им отведенные». Речь шла о возвращении денежного вспомоществования, которое получали крестьяне, пожелавшие поселиться в Тобольской губернии. Накал сопротивления достиг апогея, и в официальных донесениях речь пошла уже о зачинщиках: «Главными подстрекателями из них: Фадей Анисимов, Иван Козмин, Никифор Фролов Дроздов, Григорий Яковлев Мазурин и Иван Дорофеев Яковлев».
Однако репрессии не последовали. Это был конец 1859 года, в верхах шла подготовка реформы, а Гасфорд слыл либералом. Кроме того, в памяти местных чиновников была жива еще история с 550 крестьянами Псковской губернии, прибывшими в 1846 году в Курганский округ: переселенцы жаловались на солончаковые и глинистые земли, но полицейскими мерами их заставили принять участки, в результате значительная часть псковичей просто разбежалась, а присланная в 1852 году генерал-губернатором комиссия признала, что «с 1846 года по настоящее время земля давала самый скудный урожай, не вознаграждающий даже трудов земледельцев».
Тарский окружной начальник, явившийся в декабре 1859 года лично в Бергаматскую волость «для водворения 68-ми семейств переселенцев из Витебской губернии панцирских бояр», принял сам их сторону. Правда, он докладывал, что себежские переселенцы согласились принять выделенные им участки, дали в том подписку, и представлял начальству эту подписку (нужно было показать, что сопротивление .пресечено), но в этом же рапорте ходатайствовал в поддержку позиции крестьян и прилагал к рапорту очередное их прошение.
Из рапорта и нового прошения выясняются дополнительные важные обстоятельства, о которых крестьяне умалчивали в предыдущих бумагах. Было бы странно, если бы, засеяв весной 1859 года на выделенных им землях лишь пробные опытные участки, община не позаботилась о хлебе для следующего года. Это было бы не по-крестьянски. Выходцы из Себежского уезда уже год жили без обычных сельскохозяйственных работ, а впереди был еще год до нового урожая. Оказывается, пока ходили бумаги, переселенцы развернули в Бергаматской волости активную деятельность, часть которой была незаконна в глазах властей, хотя и шла вполне в русле местной крестьянской практики.
Вот как об этом рассказывалось в докладной записке доверенного «от общества Панцырских Бояр, водворенных в Бергаматской волости», Анисима Дроздецкого, датированной 10 декабря 1859 года (заметим попутно, что «панцирные бояре» называют себя здесь «обществом», то есть общиной, хотя они официально еще не поселились в какой-либо деревне). Из деревни Скирлинской, сообщал доверенный, «выбыли в Киргизскую степь казаки около 500 муж. полу душ, у которых как я и доверители мои покупили дома, к ним все пристройки, приготовленные и разработанные к посевам хлебов земли и самый засев озимовых хлебов, и дома, и продчее...».
Суть ситуации прояснилась. 500 человек (а фактически гораздо больше, так как они вели хозяйство, следовательно, жили семьями, а указаны лишь лица мужского пола) жителей дер. Скирлинской переселяются на юг, в степь, в качестве казаков. В это же время в деревню приселяются выходцы из западной губернии. Производится купля-продажа земли, которая официально принадлежала казне и не подлежала подобным сделкам. Не случайно крестьяне до поры до времени умалчивали в своих прошениях об истинных причинах приверженности к «подысканной» ими территории. Лишь участие окружного начальника подвигло их на откровенность.
В сделках между крестьянами фактическая продажа государственных земель практиковалась, и хотя в южных округах, изобилующих удобными землями, она была менее распространена, чем в таежных районах с их относительной земельной теснотой, все же случаи такие известны были и здесь. В XIX веке государство стремилось более четко проводить линию признания за общиной (сельской, иногда — волостной) права распоряжения землей, поэтому подобные сделки совершались лишь с согласия общины. В данном случае согласие Скирлинской общины на покупку приезжими земли у части односельчан, уходивших из крестьян в казаки, тоже, видимо, состоялось, так как в рапорте окружного начальника указывалось, в частности, что жители Скирлы «охотно их принимают».
Государственные крестьяне, селившиеся на «линиях» (полосе крепостей), были важным источником пополнения сибирского казачьего войска, численность которого в 40—50-е годы XIX века существенно возросла. В казачье сословие зачисляли семьями — и мужчин и женщин. Панцирным боярам повезло — из Бергаматской волости, в которую их направили, большая партия крестьян уходила по распоряжению властей в казаки, они должны были бросить свои дома, либо перевозить их (если место назначения было недалеким), либо найти покупателей. И для новоиспеченных казаков находкой было прибытие в волость значительной группы переселенцев. Тут-то бы деятелям сибирского межевания или местным чиновникам и соединить самим эти два факта, но они лишь препятствовали крестьянам, которые быстро оценили взаимную выгоду ситуации.
Окружной начальник, ставший теперь на позицию переселенцев, писал в рапорте: «Я со своей стороны полагал бы, так как в Скирле выбыло 500 душ переселенцев в степь и места их остались свободными, а дома и засевы купленными панцирскими боярами, всех этих переселенцев поселить на купленных местах ими в деревне Скирле. Земли же, предположенные им для водворения, назначить другим переселенцам, имеющим прибыть в Бергаматскую волость». Одновременно он отмечал готовность себежских крестьян «купленные ими дома со всеми их пристройками перевести на отведенные им места, но по бедности их и упадку в нынешнем лете скота» такой переезд грозил бы им разорением.
16 января 1860 года генерал-губернатор Западной Сибири разрешил себежским «панцирным боярам» остаться в Скирле. Депеши об этом пошли из его канцелярии тарскому окружному начальнику, в Сибирское межевание и тобольскому генерал-губернатору. Опасаясь, чтобы решение это не стало прецедентом и другие переселенцы не стали бы самовольничать в выборе мест для поселения, Гасфорд писал, что допускает это «не в пример другим». Сильвергельм доложил, что титулярный советник землемер Константинов представил подписку, взятую от переселенцев, водворенных при деревне Скирле.
В тексте «Подписки» говорилось: «водворением этим остаемся довольны и желаем владеть земельными угодьями сообща со старожилами...» Предусмотрительное начальство, имевшее уже печальный опыт сложностей, связанных со взаимоотношениями старожилов и новоселов, ввело эту формулировку в подписки. Однако фраза на бумаге ни от чего не спасала. В данном случае она лишь констатировала ситуацию, чреватую противоречиями. Две крестьянские общины, каждая из которых сложилась давно и прошла свой путь в отличных от другой социально-исторических и экономико-географических условиях, оказались соединенными в одной деревне, в одной территориальной общине. Сибиряки, вложившие в свое время много труда в освоение новой территории, основавшие деревню, претендовали на определенные преимущества перед чужаками, явившимися на все готовое. Переселенцы, сплоченные самим процессом переезда, привыкшие к несколько привилегированному положению по сравнению с другими категориями государственных крестьян, не хотели уступать.
Через полтора года, 20 июня 1861 года, снова по начальству пошло прошение доверенного «из витебских панцирных бояр государственного крестьянина Фадея Анисимова Дроздетского»: крестьяне просили разрешить им «переводвориться» на выделенное им первоначально место между речками Мугур и Уялы, так как они были введены в заблуждение старожилами. 26 октября 1861 года прошение было повторено. Оно адресовалось новому генерал-губернатору Западной Сибири — Дюгамелю. Крестьяне просили устроить их на выделенном первоначально месте «особым селением». «На перенесение домов мы от казны никакого пособия не просим,— писали «панцирные бояре»,— и в тягость нам не будет, потому что перевозка домашних строений всего в расстоянии только в 6-ти верст». Всего 6 верст, но это была бы отдельная деревня и самостоятельная община. По-видимому, дело было теперь именно в этом. В нашем распоряжении нет документов, которые освещали бы подробнее ситуацию, сложившуюся внутри Скирлинской общины. Можно лишь сказать с уверенностью, что и к марту 1862 года не закончились сложности, связанные с переселением,— это дата очередной докладной записки Фадея Анисимова Дроздецкого генерал-губернатору Западной Сибири. Они жили уже в Бергаматской волости три года.
Гражданский губернатор Тобольской губернии, ссылаясь на Дюгамеля, выдал резолюцию — «оставить без удовлетворения». Дело о водворении «панцирных бояр» сочли законченным — в нем нет больше документов.
Переезд крестьян из Себежского уезда в Тарский округ Тобольской губернии был лишь одним из эпизодов определенного этапа переселений в Сибирь. Этап этот начинается после реформы П. Д. Киселева, примерно с 1840 года и заканчивается с проведением в жизнь реформы 1861 года. Для этого периода характерно добровольное движение государственных крестьян западных губерний — Смоленской, Псковской, Витебской — в южные округа Тобольской губернии: Ялуторовский, Ишимский, Курганский, Тарский.
«Панцирные бояре» — один из западных отрядов государственных крестьян — переселялись большой партией, и миграция их обладала многими чертами, характерными для крестьянских добровольных переселений вообще: связь, иногда и родственная, с ранее переселившимися группами земляков; отправка малочисленной группы — «разведки»; передвижение с собственными лошадьми и скотом; опытный посев на заселяемом месте; стремление «подыскать» удобные для ведения сельского хозяйства земли по собственному усмотрению.
Прошения переселенческой общины непоротовских крестьян отразили сложности, возникавшие в процессе водворения в Сибири. На первом этапе панцирные бояре стремились остаться со своими земляками, насчитывающими уже несколько лет сибирской жизни. Это, естественно, облегчило бы первые, самые трудные шаги по освоению хозяйства в новых условиях. Не получив на это разрешения властей, переселенцы в новом, неизвестном им районе делают ставку на использование готовых уже домов, хозяйственных построек и испытанных, засеянных полей, пользуясь спецификой территории, где часть государственных крестьян мигрирует дальше на юг в качестве казаков.
Следующий этап — борьба за самостоятельную сельскую общину, за возможность решать поземельные и другие вопросы независимо от старожилов. Этот случай недовольства новоселов старожильческим населением не был единственным, однако не следует думать, что весь процесс шел в этом отношении конфликтно. Н. М. Ядринцев, изучавший переселения в южные районы Западной Сибири и по личным наблюдениям, и по документам, писал в 1878 году: «Сколько мы могли наблюдать, отношения старожилов к переселенцам являются далеко не враждебными, скорее они встречают участие в местном крестьянстве. Это обнаруживается следующими фактами: кто несет в настоящее время все расходы по колонизации, кто поддерживает переселенца-новосела, дает приют, прокорм, подает ему помощь в пути, кто кормит милостыней переселенца и в минуты несчастия спасает его? Сибирский крестьянин и он один! Даже там, где существуют пререкания, крестьяне-старожилы и переселенцы уживаются в одной деревне, не мешая друг другу обзаводиться. Между старым и новым элементом можно иногда встретить различные вкусы, можно услышать насмешки с той и другой стороны над соседями, они метко подмечают недостатки друг друга, но это то же иронически-добродушное отношение, какое встречается в кличках и характеристиках между различными областями России».
Отстаивая свои интересы перед местными властями, «панцирные бояре» широко пользовались такими формами, как подача прошений и докладных записок; выделение представителей общины с составлением доверенностей на их имя, где излагалась суть вопроса; выступления на сходках; «дерзкие ответы» — заявления чиновникам, оказывавшим давление на переселенцев на месте; угроза вернуться коллективно на место выхода.
При этом, по-видимому, определенное влияние на решительность позиции этой группы переселенцев оказывала традиция осознания себя как несколько привилегированной категории, однако форма их прошений и доверенностей совпадает с многочисленными подобными документами, исходившими от сибирских крестьян XIX века, и, по существу, не представляет исключения из общей картины. (ГАОО-3, 4070; Дружинин, 462; Лапин, 118—119; Ядринцев, 123—124). Скрытый текст
В настоящей работе я предпринимаю первую попытку систематизировать один из многочисленных массивов разрозненных данных – в данном случае говорящих о моих предках. То есть, я предпринимаю попытку описать маленький кусочек нашего большого рода по имеющимся у меня данным. Наши есть в Сибири, на Украине, в Литве, в Москве, в Питере само собой… Есть другие ветви родственников рядом, например - Гавриловичи. Но я буду писать про своих, со стороны Ласино, как я это знаю.
Так вот…
Панцырные бояре
Про наших предков говорят и сейчас: "Пунце-панцирные бояре со времен Александра Невского». Панцирные бояре в Великом княжестве Литовском (затем Речи Посполитой) существовали в 16-18 вв., и были это служилые люди (тяжеловооруженная кавалерия), которые занимали промежуточное положение между крестьянством и мелким дворянством - шляхтой.
Те бояре были как путными - то есть пешими; так и панцирными, а значит на конях. А пунцовый, или малиновый цвет присутствовал в одежде наших предков, которые носили пунцово-красные кафтаны, подбитые жгутами из витой пеньки. Говорили, что предки более 100 лет были под Польшей.
Там они имели земельные наделы, освобождения от податей и другие привилегии, но были обязаны нести воинскую службу (с конем, копьем и панцирем).
Делали они это во имя Литовского и Польского государства, до присоединения Восточной Белоруссии к России в конце 18-го века. С этого времени «панцирные бояре» были частично уравнены в правах с казаками, или причислены к дворцовым (государственным) крестьянам, принадлежащим царю и царской фамилии. Отмечалось привилегированное положение «панцирных бояр» по сравнению с другими категориями крестьянства Витебской губернии в конце 30-х годов XIX века.
Таким образом, мои предки действительно были на службе, действительно охраняли границы государства от внешнего врага. Только государство это было Польское, а в роли врага выступала Россия.
Территория «панцирных бояр» - моя родина, принадлежала до 1414 года Псковской феодальной республике, затем — Великому княжеству Литовскому; с 1535 года — в составе России, с 1579-го — Речи Посполитой; в 1772 году возвращена России. Это были земли постоянных этнических контактов русского и белорусского населения, которые продолжаются до сих пор. Невель, Пустошка, Себеж, да и Великие Луки – были местами исконного проживания панцирных бояр, моих предков.
Уже в конце XVIII века панцирные бояре близки по сословному положению к казакам и однодворцам. Подобно однодворцам панцирные бояре, войдя в сословие государственных крестьян, сохраняли определенную специфику, лишь постепенно исчезавшую.
Известно добровольное переселение панцирных бояр Непоротовского общества из Себежской уезда Невельского округа Витебской губернии в Сибирь, в Тобольскую губернию. Панцирные бояре Витебской губернии были водворены в 1854 году, например, в деревне Шестоковой Утчанской волости Ишимского округа, о чем пишет автор работы http://snowogeorgiewka.ucoz.ru/publ/pancirnye_bojare/3-1-0-53]. Позже, уже в начале 20-го века, мои буквальные деды тоже ездили в Сибирь за лучшей долей, по следам своих земляков – предшественников, да вернулись, не прожив и года из-за неудобства. Причины переселения (водворения, как говорили тогда), и раннего, и последнего – малоземелье в западных губерниях России….
По деревенской версии первый Желамский был поляк, который переехал в наши места и привез с собой восемь сыновей. Бравые сыновья сделали свое мужское дело и являются нашими общими предками. Можно предположить, что здесь речь идет о позднем периоде, безусловно, после присоединения к России. Откуда мог приехать первый поляк Желамский, если вся эта земля много лет была под Польшей? Ну, может, из соседней деревни, не дальше. Но это лишь моя гипотеза…
Старики рассказывали мне, что сначала здесь было незаселенное место. Думаю, что речь идет о локальном месте, а не о большом районе. Можно предположить, что эта фраза из предания «здесь было незаселённое место» имеет в виду нашу деревню. Трудно рассчитывать, что незаселенное место было во всем Невельском уезде, что подтверждается фактом переселения народа в Сибирь по причине как раз большой заселённости. Тогда все сходится - наши предки отличились на русско-турецкой войне (1877—1878), и за заслуги перед отечеством получили в собственность (в дар, как говорили тогда ) местные лесные боры. Название соседской местности – Гультяи, говорит само за себя, подтверждая казацкий статус и образ жизни тогдашних жителей.
А были тогда, как говорили, Чернецовская и Гультяевская губернии, но скорее - волости. По другой версии волостей было три – Непоротовская, Езерийская и Гультяевская. Населённые пункты с названиями Езерище и Гультяи существуют и поныне в Невельском районе. По административному делению Витебской губернии Невельского уезда одно время Чернецово относилось к Гультяевской волости, а потом Гультяи к Чернецовской. Предание говорит, что в этих селах были монастыри, и монахов – так называемых «чернецов» из с. Гультяи, за провинности отсылали в другой монастырь и поэтому то село, куда их ссылали, получило название «Чернецово». Но предки наши не подчинялись Чернецовскому помещику по фамилии - Жуковский. Непригонные деревни, то есть те, которые не подчинялись, назывались – Червоеды, Ласино, Залавочье, Сельцы, Старое, Шалыги, Дерьбиха, Полыково, Прудины, Чернецово, Таланкино. У родственника Ивана Викторовича (Викторёнка, по нашему) есть документы, подтверждающие, что деды платили золотом за землю.
Казаки Гультяевской (и Чернецовской) волостей имели тогда следующие фамилии: Базылевич, Балажеров, Бартонов, Бахтанав, Болдыш, Болтун, Боровка, Бражников, Брень, Будинок, Гультяй, Дощарь, Жаламский, Жгун, Жигач, Залесский, Заремба, Казакевич, Калина, Капшев, Кисель, Коваленок, Козары, Кошин, Ласица, Мануйлович, Косарь, Маркевич, Вороненок, Мусев, Мутьев, Назыров, Поваленный, Пузыня, Радкевич, Раев, Ралов, Рогач, Самохвал, Скарина, Слесарь, Сморыга, Табутович, Терещенок, Фешков, Фуртай, Домутьев, Шалыга, Шановал, Ширкевич, Шлык, Юринов. Видно, что это уже не совсем польские фамилии, хотя влияние просматривается.
По другой версии - первый Желамский, похороненный на Российской земле, был Юхим Желамский, или по-современному - Ефим. Это мой прапрапрадед. По самым скромным расчетам он мог жить не так давно – всего – лишь в начале 19-го века. И здесь начинается наша реальная история.
Было у Ефима не восемь, а всего три сына – Михаил, Трофим, имя третьего неизвестно. Родственники в деревне помнят деда Михалку – Желамского Михаила Ефимовича – моего прапрадеда. Жил он с женой Марфой в Засеках, что рядом с нашей деревней Ласино. И похоронен Михалка в Сельцах, на нашем родовом кладбище. Брат Михалки - Трофим имел в женах Марфу, их сын Иван Трофимович - жил и похоронен в Сельцах вместе с женой, тоже Марфой. Популярное было женское имя в 19-м веке – Марфа, Ефросинья.
А имел наш Михалка шестерых детей: Яков, Виктор, Никон, Акулина, Евгения, шестой неизвестен.
Яков Михайлович – мой прадед по отцовской линии, с женой Желамской Феклой Петровной произвели на свет своих шестерых детей, включая мою бабушку по отцу Ксению. Умер Яков (Якуш по нашему) в 1932-м году и похоронен тоже в Сельцах.
Спасибо за ликвидацию исторического пробелов в знаниях... Почти ничего не знала про историю зарождения и миграции панцырных бояр... Оказывается тут столько традиций, закономерностей, принципов, поворотов, и кто-то ещё собирает и хранит эти истории...
Кузя пишет:
цитата:
При этом, по-видимому, определенное влияние на решительность позиции этой группы переселенцев оказывала традиция осознания себя как несколько привилегированной категории
....
Традиция осознания себя - осознаю, не только понимаю, но и вершу (действую). Чем и как мы осознаём себя ежедневно?..
На что направлены наши действия в развитии рода? Каких традиций? В культуре общения. В вере. В литературе. В питании и в воспитании.... В чём смысл нашей жизни и жизни наших детей? Какие традиции оставим сородичам?..
Столько ключевых вопросов всплыло на примере истории панцирных бояр. Скажите, а часто такие вопросы поднимаются людьми в повседневной жизни, в семьях? Кто знает и хранит семейные традиции? Будет ли чего передать нашим детям про нас, нынешних?..
Очень важно знать свои корни, Такое знание это сила. Такие знания должны передаваться из поколения в поколение. Кузя пишет:
цитата:
Мы – польские псковские русские
Это наше богатство, ни стыда. В моей семье на протяжении веков были поляки, белорусы, русские, немцы. Армяне и евреи. Это даст вам богатство души.
Мои предки жили в Себежe.В последнее время я думал, что они были Панцырные бояре Но исследования в архивах в Минске и Вильнюсе указывают, что мои предки Это была еще одна категория воинов- Рыцарь - казак себежсийe. Документы относится к тем рыцарям, только что перевожу в другой главе- немного ещё осталось.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 25
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Как интересно! 
Столько ключевых вопросов всплыло на примере истории панцирных бояр. Скажите, а часто такие вопросы поднимаются людьми в повседневной жизни, в семьях? 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума