Сказать, что удивлена ничего не сказать, упиваюсь живой и непосредственной лирической природой этой необыкновенной женщины. Делюсь своим восхищением и надеюсь - кто-то оценит моё Открытие.
Редкое сочетание природной красоты и внутренней утончённости, таланта и душевной глубины...
Послушай, как слушают шепот придворных старух, как доктор - болящее сердце чувствительным ухом, а там, за грудиной, душа превращается в дух, покружится днем и к полуночи падает духом.
Смотри, что написано вязью за красной чертой тебе на полях пожелтевшей с годами тетради, вдохни этот воздух и молча минуту постой, с улыбкой, как будто моряк при последнем параде.
Попробуй на вкус: эта жизнь - удивительный яд, должна быть мучительно сладкой и крепкой отрава. Но там, вдалеке, маяки для чего-то горят, и занят Харон не тобой, и пуста переправа,
пока ты на ощупь, в некнижный попав переплет, найдешь то, единственно верное, нужное слово, что вслух не сказать. И – не высказан - мир оживет, как азбука Брайля под видящим пальцем слепого.
Безыскусно заправив реальность в прорехи сюжета, переполнившись болью и счастьем прочитанных книг, очень горько и странно, легко квартируя по свету, быть твоим бесполезным орудием, русский язык.
Говорить в никуда, человечьему хаосу вторя, многоточий, тире, запятых набросать походя, заменить просвещенную речь на просодию моря, предпочесть переводу нестройный подстрочник дождя.
Рассыпать беспорядочных слов недоспелое просо, босиком истоптать километры чужих автострад, а потом оглядеться вокруг и застыть безголосо, и увидеть себя самого на пороге утрат.
Не уметь рассказать, как судьбы кривоклювая птица, проклевав истонченное небо, кричит «Поделом!», как пунцовая юшка заката на землю сочится, размывая упругую почву венозным теплом,
как чужими не признан своим, а своими не понят, между смертью и смертью мгновенье одно уловив, превращаясь в видение, медленно тонет и стонет, захлебнувшись бедой и любовью, ночной Тель-Авив.
Стихи Юлии Драбкиной - явление самой высокой пробы. В этом поэте есть глубина, высота и ширина для восприятия действительности и для мечты. Есть куда расти любому требовательному вкусу. При этой редкой образности сохраняется точность формы. Безмерно благодарна за каждое новое детище. Юля, пусть Ваш читатель остаётся чутким и восприимчивым к Вашим образам.
А жизнь как после стирки - наизнанку, наружу детством: драки, раны, йод, и мама отвратительную манку который день на завтрак подает. Тимуровский отряд, рогатки, прятки, и невдомек, пока считал до ста, что время отыграло на трехрядке, что сорок лет слетело, как с куста. Мой дом, моя мифическая крепость, избушка на ходуле костяной, куда теперь нести свою нелепость, приправленную легкой сединой? Вот мама наклонилася над книжкой, на час отгородясь от бытия. Как девочка - вмещается под мышкой, сутулая, хорошая моя... Кого просить, чтобы подольше с нею? Какого вызвать мудрого врача? Прижмись ко мне, прижмись ко мне сильнее, кудряшками своими щекоча. Напой мне, мама, детства острый запах, а я тебе тихонько подпою. Как будто услыхав, на задних лапах ретривер наш запрыгает в раю. Мой добрый Бог, подай нам на удачу, я раб твой - то изгой, то фаворит, прости, что, словно маленькая, плачу. "Ну, полно, полно!" - мама говорит и, вопреки законам, спозаранку в мой взрослый мир, в мой каменный альков приносит восхитительную манку, горячую, с вареньем, без комков.
Пойдем, я покажу тебе места на самом дне житейского колодца, где каждый вечер - с чистого листа, на случай, если утро не начнется, где боль уходит на ночь только в стих, где каждый слог поэтому неистов, где солнце смертоносно для своих, но воплощает радость для туристов, где полной тишины на полчаса навряд дождешься, терпелив и кроток, где режут слух густые голоса прокуренных насквозь восточных теток, где, веря, что останутся в раю, спешат занять места в воротах рая, как те, что проживают жизнь свою, молитвенником книги заменяя, где, выбрав подешевле из отрав, я, нетрезва, разнузданно-игрива, как девка, стыд и совесть потеряв, вползаю на колени Тель-Авива, где умирать умеют налегке, нарочно не зализывая раны, где, думая на русском языке, я так устала жить на иностранном, где по ночам бормочет на луну какой-то полоумный местный тесла... Пойдем, я покажу тебе страну, в которой, вопреки всему, воскресла.
Незаметно вползает под полог, обещающе благословен, потихоньку толкая осколок по туннелю расширенных вен, новый день. Как водитель трамвая, он загадочен, малоречив. Внутрь солнце густое вливает, через веки тепло просочив. Равномерно кудрявых детишек на горячем песке раскидав, сбросил август надежды излишек, словно старую кожу удав. Не стесняется - голый, но бойкий, попрошайкою трется у ног. Чья-то старая мать на помойке копошится: спаси ее Бог... Люди пьют и не могут напиться - закипает к полудню вода. Золотистые счастья крупицы просыпаются сквозь невода, воздух, будто спрессованый, плотен. Из окна окликает Магритт: «Чуешь запах горящих полотен? Посмотри - под ногами горит!» И вздымается море тюремным тихим гласом, на фене бурля: как же быть мне теперь Средиземным, если завтра исчезнет земля?!
Уважаемый бог, я «пишу» это, глядя на стену твоего очага – подо мною Иерусалим. Я давно собиралась с тобой говорить откровенно, да немного мешает приросший со временем грим. Неудобно тебя отвлекать, ты, наверное, занят трудоёмким разделом уроков и всяческих благ, вон из Праги приезжий, из Лондона, наш из Рязани – у тебя и без местных просителей полный аншлаг. Разбирай, разбирай не спеша неподъёмную груду, мы ж как дети – нам всё разложи на добро и на зло. Я в сторонке, вот тут посижу, я просить и не буду, просто ветром попутным случайно сюда занесло...
Уважаемый бог, я нарочно с тобою без отчеств по понятному ряду достаточно веских причин, не подумай плохого – я помню, по классу пророчеств у тебя наивысший, к тому же, единственный чин. Мне с годами, скажу тебе правду, становится хуже, ты прости богохульство такое, но сам посмотри: это как-то нечестно – ты только один, и снаружи, а чертей у меня ровно тысяча бьётся, внутри, им давно надоело и тошно в таком гееноме, только некуда деться, для них это всё-таки дом; я сама, если честно, от этих своих антиномий невозможно устала, смеяться смеюсь, но с трудом.
Уважаемый бог, я забыла бумагу и ручку, я всегда забываю про главное в нужный момент, да и мне ни за что не пробраться сквозь эту толкучку, где торопится каждый оставить в стене документ. Ты прости мою спутанность мыслей и качество слога, я умею красиво и даже стихами могу, только слишком красиво под носом у бога – убого, а к творцу со своими стихами – вообще не в дугу. Ты прости, что срывала свои и чужие вериги, безоружен мой личный, ослабший теперь, бундесвер, что и в городе трёх мировых популярных религий не смогла отыскать ни одной из спасительных вер, что пришла к твоему очагу в несмываемом гриме... Утомила, наверно? Прости меня, дуру – пойду. Ну... счастливо тебе оставаться в Иерусалиме. И до встречи. На этом же месте. В грядущем году.
Юлия Драбкина - лучший Поэт нынешнего времени!.. Снова обрыдалась - эти стихи точнее всего отразили моё сегодняшнее настроение. Переношу их во все сети. В Десятку! СПАСИБО, ЮЛЯ! Юлия Драбкина 9 мая в 1:15 Расскажи мне, отец, про далекого времени хрип, о военных мальчишках, ушедших навек в катакомбы, расскажи мне в стотысячный раз, как тогда не погиб, убежав за мгновенье до взрыва осколочной бомбы.
Расскажи о «потом», о цене на набор хрусталя, о Дюма по талонам, о водке почти за бесценок, как большую страну, на своих и чужих не деля, на глазах превращали в ухоженный общий застенок.
Расскажи о словах, выстилающих скользкое дно - как молчали о видимом, нервно грызя заусенцы, расскажи мне без правил – из них я теперь все равно доверяю бесспорно лишь правилу Джоуля-Ленца.
Расскажи про эпоху болоньевых синих плащей, про задушенный «Голос Америки» в радиосети, о «хрущевках», в которых в отсутствие прочих вещей неизменно рождались лишь горькие мысли и дети.
Как играл гармонист по субботам в саду городском, как в июле стоял над землей аромат чернобыла, расскажи мне о маленькой девочке с красным флажком и ладошкой в ладони твоей – чтобы я не забыла.
Расскажи, не скупясь на детали, про хрупкую связь между прошлым и может-быть-будущим, не украшая, назови все как было и есть, испугать не боясь – я давно подросла, я уже безвозвратно большая.
Расскажи мне о том, что моя и вина и беда в неумении жить вне пределов своей «одиночки», расскажи мне о том, что ни в коем, ни-ни, никогда не положено честным отцам пересказывать дочке.
Расскажи мне, пусть долго еще остаются свежи в моей памяти эти внешкольные сердцу уроки, расскажи мне свою непростую и долгую жизнь - я вошью ее тихим анапестом в крепкие строки.
Промолчи мне, отец, про грядущего времени хрип, о мальчишках моих, уходящих опять в катакомбы… Хорошо, что ты жив. Что ты есть. Что тогда не погиб, убежав за мгновенье до взрыва осколочной бомбы.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 5
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Julia Drabkina Пойдём, я покажу тебе страну... 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума