НАШ СЕБЕЖ

Себежанка, себежаночка...

Скрытый текст

Из цикла "Острова в океане памяти"

Он проснулся оттого, что ему стало трудно дышать. Казалось, что грудь сдавило, и сердце с трудом помещалось в положенном ему месте. Ему было жарко. Он вытер со лба испарину, и только теперь почувствовал, что щеки у него мокрые от слез. Состояние было странное – ему, как будто ничего не снилось, с чего тогда слезы? И удивительно – он забыл, когда плакал в последний раз. Кажется, еще в детстве… И вот на тебе…
Тихо, чтобы не разбудить жену, он встал, нащупал на тумбочке сигареты и на цыпочках прошел на кухню. Там приглушенно играл радиорепродуктор. Он уже освободился от сонного состояния, и мысли работали более четко. Машинально вслушался в то, что звучало по радиоточке и, услышав из нее мелодию, рванулся к ней, слегка прибавил звук. Он вслушивался в слова песни звучавшей по радио и тер левую сторону груди, потому что сердцу стало еще теснее... Он понял, почему проснулся. Это песня, неслышная ушами там, в спальне, была услышана его сердцем…
Песня закончилась, стали передавать новости, и он выключил репродуктор. Он достал из шкафчика пузырек корвалола, накапал сразу сорок капель, разбавил водой из крана и выпил. Было тихо, но в голове у него снова звучала только что слышанная песня:

« Себежанка, себежаночка,
Ты моя березка белая.
Не могу себе представить,
Что я с сердцем сделаю?…»

Он сидел на кухне и курил. «Когда же я в последний раз слышал эту песню? Что-то такое было тогда… Когда это было?»
Он вспомнил, что это было. И когда. Он лежал в госпитале после ранения. Это был 198. год. Фергана. Да, точно. После операции. Да, после операции, где ему, что можно сшили и удалили заодно солидный отрезок кишок, разнесенных вдрызг дробью из охотничьего ружья, которую всадил в него обкурившийся анаши местный турок-месхетинец. В этот день он только прилетел из Афгана, куда летал на два дня по службе, и вечером шел в свою гостиницу…Не дошел.
Он лежал в палате и точно также из репродуктора слышал эту песню. «А ведь тогда я тоже расплакался!» – вспомнил он. Он вспомнил, как уговаривала его медсестра потерпеть, а слезы лились у него из глаз. И потому что было больно, и потому что очень хотелось пить, а ему не давали воды, и потому что не хотелось умирать, и потому что звучала ЭТА песня:

«Даль лесная золотая,
Голубой озерный край.
Здесь с тобой я повстречался,
Здесь влюбился и признался.
Себежанка, себежаночка,
Это все тебя касается:
Если веришь, город Себеж
Мне все больше нравится.
На гулянье, на свиданье
Сам не свой к тебе иду.
Я не знаю, как ты встретишь,
Что мне скажешь, что ответишь
Себежанка, себежаночка,
Ты моя березка белая.
Не могу себе представить,
Что я с сердцем сделаю?
Полюбились мне озера
Голубых спокойных глаз,
Жду улыбки, жду я взгляда,
Словно счастья и награды.
Себежанка, себежаночка,
Разреши назвать "любимая"
Ты навеки дорогая
И незаменимая…»

-И незаменимая… – прошептал он и закурил новую сигарету.

Тогда он только закончил школу. До поступления в училище оставалось еще довольно времени, и он упросил родителей отпустить его в гости к бывшему однокласснику и другу, с которым просидел за одной партой девять лет. Год назад отца одноклассника перевели на работу в город Себеж, и они уехали всей семьей.
На вокзале его встретил отец одноклассника и огорошил новостью – его сын на тренировке вывихнул лодыжку и теперь скачет по дому на костылях. Так что совместое времяпровождение было под угрозой. Впрочем, это не сильно огорчило его. Друга он повидает, а главное, ему очень хотелось вырваться на свободу. Ну, что же, хоть Себеж повидает. Он совершенно не помнил, как прошла встреча с другом, о чем они тогда проговорили всю ночь. Затуманилось все с годами. Он помнил, что пошел на следующий день по городу. Вспомнил, как мысом длинным и узким вдается в Себежское озеро город. Центральная улица протянулась вдоль всего полуострова, затем постепенно поднималась в гору, кажется, ее называли Замковой горой. Он вспомнил, что там были остатки какого-то древнего строения, а дальше, над водной ширью отражались и бежали облака. Отсюда просматривался весь этот небольшой город. В нем не было чего-то особенного, только ему очень понравилась тишина. И на следующий день он снова пришел на гору, сидел и смотрел на озеро. Просто смотрел и ни о чем не думал. Вот тогда, на второй день он и увидел ее.
Он сидел и смотрел на озеро, в котором бежали облака.
-Нравится? – услышал он. Рядом стояла девчонка, наверное, его ровесница, в летнем легком сарафане, две толстые каштановые косы падали на грудь.
-Красиво! – подтвердил он.
-Это что! Тут вокруг такие красОты….ахнешь! А ты… приезжий?
-Почему так думаешь?
-Второй день сюда приходишь и сидишь. Заметила. Наши всё это уже видали и перевидали, а приезжего сразу видно. Можно я посижу с тобой? Не бойся, я не кусаюсь! – засмеялась она.
Видимо на его лице что-то отразилось, иначе, она бы так не отреагировала.
Они сидели на горе, и она рассказывала ему историю своего красивого и многострадального города. Оказывается то место, где они сидели, раньше было городищем, укрепленным и почти неприступным.
-Знаешь, – рассказывала она, – ведь о нашем городе даже в былине об Илье Муромце упоминается, что он "под градом Себежем побил войско трех царевичей".
Она рассказывала о том, как город переходил из рук в руки – то был под Русью, то под Литвой, то под Польшей. В ее рассказе мелькали имена князей литовских Витовта и Миндовга, польского короля Стефана Батория, а он вдруг понял, что не слышит того, о чем она так увлеченно рассказывает.
Он смотрел на нее и почему-то не мог оторвать глаз.
-Постой! – сказал он, – откуда ты столько знаешь? Об истории? О городе?
Она повернулась к нему лицом, и только теперь он рассмотрел ее. Она не была красавицей, но что-то было в ней притягательное. И сильно притягательное. Крупные черты лица, крупные губы. К тому же мелкие веснушки по обе стороны носа. Обычный для севера тип. Глаза карие, с золотистыми вспыхивающими искринками. И…. это ее совсем не портило – большая розоватая родинка на крыле носа, слева от переносицы.
-Просто я люблю историю. А еще очень люблю свой город. И…я хочу поступать на исторический! Мне это все очень нравится!
-Мы с тобой разговариваем уже около часа, а я даже не знаю, как твое имя?
-Ой, и, правда! Я Ксеня… Ксения! А ты?
-А я Олег!
-Красивое имя! Ты не Вещий Олег? – засмеялась она. – «Как ныне сбирается Вещий Олег, отмстить неразумным хазарам…»
Он сокрушенно развел руками. И они оба засмеялись.
-Ну, мне пора! – сказала она и встала.
-Постой! Один вопрос. Ты сказала что заметила….ну, что я сюда приходил вчера, пришел сегодня…Как? Тебя я нигде не видел.
-А ты стоял прямо перед моим окном и на дом любовался. А я на тебя смотрела… сквозь шторку! – засмеялась она.
Он вспомнил, что, действительно, стоял и разглядывал резные наличники у какого-то дома.
-Я пошла. Счастливо! – сказала она, но не тронулась с места, как будто понимала, что он не хочет ее ухода.
Он лихорадочно искал предлог, как с ней встретиться снова.
-А ты не можешь побыть моим гидом на эти дни? Ну, пока я здесь?
Расскажешь мне про город….Ты так много знаешь. Мне интересно…
-Хорошо! – просто сказала она. – Завтра, во сколько?
-Утром, часов в десять!
-Приходи сюда! До завтра, Вещий Олег! – засмеялась она и побежала под гору.
Вечером его друг все-таки выпытал у него, где он пропадал. Выпытал и ахнул.
-Ксеня??? Этого не может быть!!! За ней полшколы бегало, а она всем от ворот поворот! Ну, ты гигант! Великий и могучий утес! Вот это номер!
-Пошел к черту! – сказал он.
Утром они встретились вновь. Что было дальше, он не помнил. Не помнил потому, что дальше все дни слились для него в один бесконечный, дурманящий сознание праздник.
«Праздник, который всегда с тобой», кажется, так называлась книга Хемингуэя. Так однажды он подумал о ней. Она была рядом, и, держась за руки, они обходили весь город, где она рассказывала ему об усадьбах Фонвизина и Державина, которые здесь жили, об отце декабриста Пестеля, об Иване Алексеевиче Бунине, который бывал здесь у своих друзей, об киноартисте Зиновии Гердте, который был родом отсюда. Они ездили по окрестностям, были на знаменитом источнике, вода из которого может долгое время храниться без протухания. Казалось, она знает все о каждом доме, о каждом дереве, о каждой речушке и озерце. Они встречались каждый день, и все им было мало и мало проведенного вместе времени и, прощаясь, они не могли разнять руки. Времени не было – оно исчезло. Они были вне времени, вне пространства, только двое – он и она.

Он закурил непонятно какую по счету сигарету и только сейчас увидел, что в кухне стоит сизая пелена от табачного дыма. Он встал и открыл форточку. Словно кинолента проходили у него перед глазами улицы и улочки этого города, со странным названием – Себеж

Суровый голос отца в телефонной трубке велел ему немедленно возвращаться домой. Он и так задержался уже на пять дней. Он пообещал отцу приехать через два дня. Отец повысил на него голос, но он сказал твердо: «Через два дня!» и положил трубку. Она ждала его у переговорного пункта, и все поняла сразу. Она как-то сникла, руки повисли, как ветви березы, лицо осунулось…
Потом они гуляли по лесу на берегу озера и молчали. И в какую то минуту она повернулась к нему, обвила его руками и…
То, что было дальше, принадлежит только им двоим. И мы не вправе знать, что было и как это было.
Она не пришла его провожать, и это было хорошо, иначе бы он совсем не уехал. Они уже простились.
Он уехал домой, потом в далекий Казахстан, в пограничное училище. Каждый день он писал ей письма, сперва в Себеж, потом в Москву, где она училась в историко-архивном институте. Он писал ей письма каждый день, и каждый день получал ответ. Не будем заглядывать в эти письма, и цитировать строки из них. Не надо. Читать чужие письма – нехорошо. Так прошло два года. И вдруг письма от нее перестали приходить. Он по-прежнему писал ей каждый день, но вскоре письма стали приходить обратно, с пометкой «Адресат выбыл».
Он писал в Себеж на ее домашний адрес, но письма возвращались и оттуда. Он списался со своим себежским другом-однокласником, который учился в Ростовском Высшем военно-политическом училище. Тот попросил
отца, навести справки. Вся семья Ксении из Себежа выехала. В неизвестном направлении. Он настолько отупел от неизвестности и отчаяния, что запустил учебу. Только после крутого разговора с начальником училища, он сказал себе: «Кончено!».
Училище он закончил отлично, одним из первых курсантов. А вот распределили его не на пограничную службу, а в контрразведку. Служба была тяжелая, выматывающая. Пролетели еще три года. Он больше не писал ей писем и не искал ее. Неожиданно он получил назначение в Москву. Служить пришлось на такой службе, от которой ему порой хотелось повеситься. Он не имел права говорить, кем и где он служит, а когда интересовались, он отвечал: «Почтальоном работаю!». Это было недалеко от истины. За несколько лет он побывал, чуть ли не во всех столицах государств мира. Не один. Всегда втроем, всегда вместе. Даже в туалет и то вместе. У него на запястье так и остался след от наручника, которым пристегивался специальный кейс из какого-то сплава. Вот попробуй, сходи в туалет с таким приспособлением…
Вылет, полет, прилет, сдача документов, получение новых и обратно. Пребывание в каждой столице – несколько часов, в лучшем случае ночевка в посольстве без выхода в город.
И редкий отпуск, без права свободного выезда за границу. Запрет на долгие годы. Даже когда не стало СССР. До старости.
А потом Фергана. И судьба в стволе охотничьего ружья. Следствие установило, что ему еще относительно повезло, потому что заряд другого ствола был использован чуть раньше. Тот ствол был заряжен картечью и под нее попал солдатик– десантник. Насмерть. Ему же досталась дробь. И инвалидность.
Еще в начале службы в Москве он попытался отыскать след Ксении, но узнал только, что она окончила институт, добилась свободного диплома и выехала в неизвестном направлении. Вот и все. Можно было, используя связи отыскать ее, но он сказал себе снова: «Кончено!». Потом у него появилась жена и семья.

Скрипнула дверь и в кухню вошла жена.
-Опять болит? – спросила она хрипловатым со сна голосом. Он потер шрам на животе и ответил:
-Ноет что-то. Спать не дает. Ты ложись. Я сейчас. Все нормально. Не волнуйся. Я в комнате лягу, на диване.
Он лег, закрыл глаза, сосредоточился, и перед глазами у него поплыли улочки Себежа.

Он лежал и шептал стихотворение, которое вспомнил нечаянно:

Кто хоть раз побывал под Себежем,
Кто понять его душу мог,
Сохранит в своем сердце бережно
Удивительный уголок.
Называют тебя Венецией.
Но такой ли там зорь прибой?!
Ни Италии и ни Греции
Не сравниться в красе с тобой.
Тебе кланяюсь низко-низко я,
И любуюсь тобою с гор.
Здесь встречают меня, как близкого,
Голубые глаза озер.

Он никогда больше не был в Себеже. Он боялся. И больше всего хотел вернуться в Себеж, туда, где была она – себежаночка и где они были вместе.
Что…. это…было….тогда….? Что?

"Себежанка, себежаночка...."(слова А.Чуркина, муз. М.Матвеева)

Славный город Себеж. Мотобудни 59

Себеж 2016

ГДЕ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО?..