На страшный полет крещу Вас: Лети, молодой орел! Ты солнце стерпел, не щурясь, Юный ли взгляд мой тяжел? Нежней и бесповоротней Никто не глядел Вам вслед... Целую Вас — через сотни Разъединяющих лет.
Отправлено: 20.07.13 18:32. Заголовок: Кто создан из камня,..
Кто создан из камня, кто создан из глины
Кто создан из камня, кто создан из глины, - А я серебрюсь и сверкаю! Мне дело - измена, мне имя - Марина, Я - бренная пена морская. Кто создан из глины, кто создан из плоти - Тем гроб и надгробные плиты... - В купели морской крещена - и в полете Своем - непрестанно разбита! Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети Пробъется мое своеволье. Меня - видишь кудри беспутные эти? - Земною не сделаешь солью. Дробясь о гранитные ваши колена, Я с каждой волной - воскресаю! Да здравствует пена - веселая пена - Высокая пена морская!
Круг чтения Марины Цветаевой во многом определял ее интеллектуальный горизонт, арсенал образных средств, почву для притяжения и отталкивания, материал для творческого переосмысления. Это был тот мир, в котором она сама хотела жить. Ведь никого другого она не имела в виду, когда писала, что «женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в ту минуту, когда входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне».
Но имя Гейне здесь – собирательное. Цветаева любила многих. И лишь искусство могло предоставить ей такую возможность: любить многих, не изменяя ни одному, прожить сотни и тысячи жизней. Цветаева любила этот мир, и с ним в итоге слилась, зная заранее, что и для нее найдется «любовник в веках». И не один. И каждый будет единственным. И у каждого будет «своя Цветаева». Через сто лет и больше.
И каждому она расскажет о себе, о тех, кого любила: о Пушкине, о Гейне, Гёте, Мюссе, Верлене, Лагерлёф, Гераклите, всех не перечислишь! Скольких она знала, сколько подлинных романов, трагических и счастливых, пережила, с поэтами, героями реальными и вымышленными – сразу не расскажешь. Читатель, запасайся терпением! Тебе дается карта, с помощью которой ты можешь многое узнать сам, пройдя по следам Цветаевой по изменчивому ландшафту мировой литературы.
Биография
Русская поэтесса. Родилась 26 сентября (8 октября) 1892, в московской семье.
Отец — И. В. Цветаев — профессор-искусствовед, основатель Московского музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, мать — М. А. Мейн (умерла в 1906), пианистка, ученица А. Г. Рубинштейна, дед сводных сестры и брата — историк Д. И. Иловайский. В детстве из-за болезни матери (чахотка) Цветаева подолгу жила в Италии, Швейцарии, Германии; перерывы в гимназическом образовании восполнялись учебой в пансионах в Лозанне и Фрейбурге. Свободно владела французским и немецким языками. В 1909 слушала курс французской литературы в Сорбонне.
Начало литературной деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов; она знакомится с В. Я. Брюсовым, оказавшим значительное влияние на её раннюю поэзию, с поэтом Эллисом (Л. Л. Кобылинским), участвует в деятельности кружков и студий при издательстве «Мусагет». Не менее существенное воздействие оказали поэтический и художественный мир дома М. А. Волошина в Крыму (Цветаева гостила в Коктебеле в 1911, 1913, 1915, 1917). В двух первых книгах стихов «Вечерний альбом» (1910), «Волшебный фонарь» (1912) и поэме «Чародей» (1914) тщательным описанием домашнего быта (детской, «залы», зеркал и портретов), прогулок на бульваре, чтения, занятий музыкой, отношений с матерью и сестрой имитируется дневник гимназистки (исповедальность, дневниковая направленность акцентируется посвящением «Вечернего альбома» памяти Марии Башкирцевой), которая в этой атмосфере «детской» сентиментальной сказки взрослеет и приобщается к поэтическому. В поэме «На красном коне» (1921) история становления поэта обретает формы романтической сказочной баллады.
В следующих книгах «Версты» (1921-22) и «Ремесло» (1923), обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэтам-современникам А. А. Блоку, С. Парнок, А. А. Ахматовой, посвященных историческим лицам или литературным героям — Марине Мнишек, Дон Жуану и др., — романтическая личность, которая не может быть понята современниками и потомками, но и не ищет примитивного понимания, обывательского сочувствия. Цветаева, до определенной степени идентифицируя себя со своими героями, наделяет их возможностью жизни за пределами реальных пространств и времен, трагизм их земного существования компенсируется принадлежностью к высшему миру души, любви, поэзии.
Характерные для лирики Цветаевой романтические мотивы отверженности, бездомности, сочувствия гонимым подкрепляются реальными обстоятельствами жизни поэтессы. В 1918-22 вместе с малолетними детьми она находится в революционной Москве, в то время как ее муж С. Я. Эфрон сражается в белой армии (стихи 1917-21, полные сочувствия белому движению, составили цикл «Лебединый стан»). С 1922 начинается эмигрантское существование Цветаевой (кратковременное пребывание в Берлине, три года в Праге, с 1925 — Париж), отмеченное постоянной нехваткой денег, бытовой неустроенностью, непростыми отношениями с русской эмиграцией, возрастающей враждебностью критики.
Лучшим поэтическим произведениям эмигрантского периода (последний прижизненный сборник стихов «После России» 1922-1925, 1928; «Поэма горы», «Поэма конца», обе 1926; лирическая сатира «Крысолов», 1925-26; трагедии на античные сюжеты «Ариадна», 1927, опубликована под названием «Тезей», и «Федра», 1928; последний поэтический цикл «Стихи к Чехии», 1938-39, при жизни не публиковался и др.) присущи философская глубина, психологическая точность, экспрессивность стиля.
Свойственные поэзии Цветаевой исповедальность, эмоциональная напряженность, энергия чувства определили специфику языка, отмеченного сжатостью мысли, стремительностью развертывания лирического действия. Наиболее яркими чертами самобытной поэтики Цветаевой явились интонационное и ритмическое разнообразие (в т. ч. использование раешного стиха, ритмического рисунка частушки; фольклорные истоки наиболее ощутимы в поэмах-сказках «Царь-девица», 1922, «Молодец», 1924), стилистические и лексические контрасты (от просторечия и заземленных бытовых реалий до приподнятости высокого стиля и библейской образности), необычный синтаксис (уплотненная ткань стиха изобилует знаком «тире», часто заменяющим опускаемые слова), ломка традиционной метрики (смешение классических стоп внутри одной строки), эксперименты над звуком (в т. ч. постоянное обыгрывание паронимических созвучий, превращающее морфологический уровень языка в поэтически значимый) и др.
В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания (в новаторской поэтической технике Цветаевой усматривали самоцель), успехом пользовалась ее проза, охотно принимавшаяся издателями и занявшая основное место в ее творчестве 1930-х гг. («Эмиграция делает меня прозаиком…»). «Мой Пушкин» (1937), «Мать и музыка» (1935), «Дом у Старого Пимена» (1934), «Повесть о Сонечке» (1938), воспоминания о М. А. Волошине («Живое о живом», 1933), М. А. Кузмине («Нездешний ветер», 1936), А. Белом («Пленный дух», 1934) и др., соединяя черты художественной мемуаристики, лирической прозы и философской эссеистики, воссоздают духовную биографию Цветаевой. К прозе примыкают письма поэтессы к Б. Л. Пастернаку (1922-36) и Р. М. Рильке (1926) — своего рода эпистолярный роман.
В 1937 Сергей Эфрон, ради возвращения в СССР ставший агентом НКВД за границей, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве, бежит из Франции в Москву. Летом 1939 вслед за мужем и дочерью Ариадной (Алей) возвращается на родину и Цветаева с сыном Георгием (Муром). В том же году и дочь и муж были арестованы (С. Эфрон расстрелян в 1941, Ариадна после пятнадцати лет репрессий была в 1955 реабилитирована).
Сама Цветаева не могла найти ни жилья ни работы; ее стихи не печатались. Оказавшись в начале войны в эвакуации в г. Елабуга, ныне Татарстан, безуспешно пыталась получить поддержку со стороны писателей. 31 августа 1941 покончила жизнь самоубийством.
«А во лбу моем — знай!..» А во лбу моем — знай! - Звезды горят. В правой рученьке — рай, В левой рученьке — ад.
Есть и шелковый пояс - От всех мытарств. Головою покоюсь На Книге Царств.
Много ль нас таких На святой Руси - У ветров спроси, У волков спроси.
Так из края в край, Так из града в град. В правой [...]
Не веря воскресенья чуду, На кладбище гуляли мы. - Ты знаешь, мне земля повсюду Напоминает те холмы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Я через овиды степные . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Стремился в каменистый Крым - мне повезло случайно обнаружить эти две строки в примечаниях к стихотворению) Где обрывается Россия Над морем чёрным и глухим.
От монастырских косогоров Широкий убегает луг. Мне от владимирских просторов Так не хотелося на юг, Но в этой темной, деревянной И юродивой слободе С такой монашкою туманной Остаться - значит быть беде.
Целую локоть загорелый И лба кусочек восковой. Я знаю - он остался белый Под смуглой прядью золотой. Целую кисть, где от браслета Еще белеет полоса. Тавриды пламенное лето Творит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой стала И к Спасу бедному пришла, Не отрываясь целовала, А гордою в Москве была. Нам остается только имя: Чудесный звук, на долгий срок. Прими ж ладонями моими Пересыпаемый песок.
Сложная судьба Марины Ивановны вызывает массу кривотолков и досужих домыслов, и мало у кого хватает глубинного такта понять сложность и многогранность цветаевского гения , а так же защитить её доброе имя от наветов. В данном контексте - Дуня Смирнова и Татьяна Толстая - олицетворяли толпу, а Ирма Кудрова - ангела-хранителя и лучших духовных традиций... Передача 2009 года, но я её увидела только вчера - и очень благодарна этой великой женщине за нравственную высоту.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 28
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума